b30753a4     

Бунин Иван Алексеевич - Дельта



Иван Алексеевич Бунин
ДЕЛЬТА
Солнце потонуло в бледно-сизой мути. Волны, мелькавшие за бортом, стали
кубовыми. Вспыхнуло электричество и сразу отделило пароход от ночи.
Внутри, в кают-компаниях и рубках, было ярко, светло, за бортами была
тьма, теплый ветер и шорох волн, бежавших качающимися холмами.
Маслянисто-золотые полосы падали на них из иллюминаторов и змеевидно
извивались. Ветер усиливался, - и вдруг одна из этих полос провалилась в
черную пропасть, а вся глыба парохода зыбко приподнялась с носа и еще
более зыбко и плавно опустилась среди закипевшей почти до бортов
голубовато-дымной воды. Какая-то женщина, показавшаяся в это время в
светлом пространстве входа в рубку, ухватилась было за притолоку, но в ту
же минуту оторвалась и со смехом, с протянутыми руками побежала по
наклонной палубе. А немного погодя из той же двери вышел мужчина,
оглянулся и, увидев меня, неестественно запел и твердыми шагами пошел по
опускающейся и поднимающейся палубе следом за ней...
Около полуночи над темно-лиловой равниной моря взошел оранжевый
печальный полумесяц. Сея на горизонте шафранный свет, он наклонно висел
над бегущей на нас и качающейся зыбью, и от него несло теплым, теплым
ветром...
Утром открылся берег Африки.
Сильно припекало. Небо было знойно и белесо, море тускло, блестело
оловом. Вода под кормой бурлила жидкая, зелено-голубая.
Командир, весь в белом, стоял на мостике, "не отводя от глаз бинокля.
Медленней вздыхала машина: шли уже средним ходом, ждали араба-лоцмана, ибо
взморье перед Александрией густо усеяно подводными камнями. Промелькнула
первая чайка... Прошел навстречу тупоносый и весь черный пароход, и я
увидел на нем белые буквы: "Дельта"... А из мути на горизонте уже
выделялась башня, преемница того знаменитого маяка, что был когда-то
"символом света александрийской мудрости" и одним из чудес мира, ибо "вел
к городу полубога, дошедшего от столпов Геркулеса до индийских деревьев,
вершин которых не достигают стрелы", был посвящен "богам, спасающим
плавающих", блистал зеркалом - "Талисманом Александрии, отражавшим землю,
небо и все паруса Средиземного моря", и так возвышался, что "камень,
брошенный с него на закате, падал в воду только в полночь..." Потом слабо
обозначилась белая полоска города, бесчисленные палочки, - мачты порта, -
и крестики - крылья ветряных мельниц, вправо же от них - бледно-желтая
линия пустыни, терявшаяся на западе, линия безграничной плоскости,
соседней с Дельтой, и там, в этой стекловидной дали - призраки тех
единственных по своим очертаниям деревьев, вид которых всегда волнует:
финиковые пальмы.
Мы идем медленно, но он все растет и приближается, этот песчаный берег
с пальмами, все выше растут эти бесчисленные мачты, видны каменные ленты
волнорезов и сияющий белизной маяк. И зной африканского утра все
увеличивается по мере того, как мы все тише и глубже входим в тесноту
Старого Порта, переполненного судами и разноцветными лодками с
разноцветными флагами отелей и загорелым людом в фесках, обмотанных
платками, и в длинных синих рубахах. Все это тянется среди пароходов за
нами, а справа надвигаются серопесчаные обрывы, на которых среди
однообразных палевых кубиков-домов стоят шероховатые стволы в перистых
султанах. Долгий морской путь кончен, - взглянув назад, на белый волнорез,
я не вижу больше моря: вижу только мачты да синюю ленту над волнорезом.
Кругом пестрота людей и лодок, эти палевые кубики и пальмы, - и все залито
сухим, ослепительным светом... Афри



Содержание раздела